О мiровой скорби

Еще продолжая прежнее.
Не помню, писалъ я объ этомъ или нѣтъ. Какъ-то слушалъ одну лекцiю М. Л. Гаспарова и помню, съ какой скорбью онъ сказалъ фразу, звучавшую примѣрно такъ: «Кантемиръ былъ талантливѣе Ломоносова, но русская поэзiя пошла за Ломоносовымъ». Эта скорбь, конечно, многое объясняетъ. «Объективистскiе» мотивы, «Манилiй не долженъ быть менѣе дорогъ, нежели Эсхилъ» — конечно же, маскировка, никакихъ «научныхъ» соображенiй тутъ не было. Полагаю, что было сочувствiе къ «несчастненькимъ», отверженнымъ и обиженнымъ — въ данномъ случаѣ стихотворнымъ системамъ. Торжествующая силлабо-тоника стала его личнымъ врагомъ, не заслуживающимъ бытiя. Но для того, чтобы поставить подъ вопросъ ея бытiе, былъ только одинъ способъ — надѣлить фиктивнымъ бытiемъ какъ равноправное ей то, что въ дѣйствительности не существовало (поскольку не дало ничего цѣннаго и убѣдительнаго). И вообще эта филологiя, воскрешающая мертвецовъ, — штука весьма мрачная.
Василиски и вампиры,
Конь крылатъ и змiй зубастъ…
Хотя и не мрачнѣе, чѣмъ то, что сочувствiе несчастненькимъ создаетъ въ соцiальной области.

* * *

Вотъ, нашелъ. Съ помощью LJ, но, поскольку запись подзамочная, откуда взялъ, молчу. И можно сколько угодно обвинять меня въ сентиментальности.