* * *

Не знаю, долженъ ли этотъ фактъ приводить въ отчаянiе или вообще вызывать какiя-либо эмоцiи. Но меня онъ въ отчаянiе приводитъ.
Когда рѣчь идетъ объ оцѣнкѣ произведенiя искусства, ничье сужденiе не является окончательно авторитетнымъ. Ни отдѣльнаго человѣка (хотя Алдановъ и писалъ, что у Листа отсутствовала способность ошибаться въ сужденiи о чужой музыкѣ), ни эпохи, ни нацiи, ни любой солвокупности вышеупомянутыхъ. Хрестоматiйный примѣръ — пушкинскiй промахъ съ признанiемъ таланта за двумя поэтами изъ трехъ — кромѣ Тютчева. Но это обстоятельство противорѣчитъ тому, что мы «пирамиду» (отъ коей предостерегалъ Вяземскiй) переживаемъ какъ объективную истину; для любaго очевидно, что Пушкинъ болѣе значимъ, нежели Евтушенко, но никакой объективирующей санкцiи этой очевидности нѣтъ и быть не можетъ.
Самый глупый ходъ — оцѣнивать на основанiи представленiй о томъ, какимъ должно быть искусство. Они завѣдомо ограниченны и ложны.

(no subject)

Да, еще. Не знаю, говорилъ ли Бисмаркъ о прусскомъ школьномъ учителѣ, который выигралъ войну. Источника не видѣлъ, если кто укажетъ, буду признателенъ. Но если онъ это и говорилъ, то чтобъ потроллить публику. Реплика осмысленна примѣрно въ такой же степени, какъ и слѣдующая: подъ Лейпцигомъ русскiй, австрiйскiй, прусскiй и шведскiй школьные учителя схватились съ французскимъ, итальянскимъ, польскимъ и саксонскимъ, послѣднiй перебѣжалъ на сторону противника — и руско-прусско-австро-шведы побѣдили.