(no subject)

Чего совершенно не понимала совѣтская эстетика, хотя это болѣе чѣмъ банально, — того, что единственная реальность, съ которой авторъ имѣетъ дѣло, — его собственный душевный мiръ. Чтобы перейти отъ художественнаго произведенiя къ окружающей жизни, необходимо понять, какъ авторское воспрiятiе ее искажаетъ. И въ запущенныхъ случаяхъ, такихъ, какъ щедринская мизантропiя или гоголевская больная совѣсть, изображенiе ушло отъ жизни настолько далеко, что ничего общего между ними уже нѣтъ, — и сказать о ней что бы то ни было, опираясь на этихъ авторовъ, практически невозможно.