philtrius

Взбудораженная эпоха, расшатавшая прежнiя родовыя и государственныя связи, совершенно своеобразна по своему значенiю. Ея обликъ двоится: съ одной стороны, при частыхъ перемѣнахъ правленiя большинство ощущаетъ гнетущую неувѣренность въ собственной жизни, съ другой, отдѣльнымъ личностямъ открываются новыя пространства опытнаго постиженiя свободы; никогда прежде римлянину не было возможно изживать собственную жизнь безо всякихъ ограниченiй, какъ могли это дѣлать, скажемъ, Сулла или Цезарь. Первый становится, когда необходимо, дѣятельнымъ и энергичнымъ, но онъ не жертвуетъ собой мыслямъ о карьерѣ. Наполовину хищникъ, наполовину аристократъ, игрокъ по природѣ, онъ идетъ въ бой и побѣждаетъ, убиваетъ и правитъ съ удовольствiемъ; ему удается то, что вообще рѣдко среди политиковъ, — величiе добровольнаго ухода. Въ этомъ пунктѣ онъ превосходитъ своего лучшаго ученика, Цезаря, который — иронiя судьбы — именно за этотъ шагъ обвиняетъ учителя въ политической безграмотности.