![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
(no subject)
Mar. 21st, 2007 09:11 am Очень грубо и схематично — о томъ, можно ли учить думать.
Собственно, любое ученiе опирается на какую-то базовую способность; нельзя научить музыкѣ человѣка совершенно безъ слуха, сравнительно просто — съ абсолютнымъ слухомъ, но большинство случаевъ — переходныя формы, когда и дѣло не безнадежно, и труда много. Въ обученiи главное — поставить въ такую ситуацiю, когда способность работала бы, усложняя упражненiя; и воспитанiе мысли ничѣмъ принципiально не отличается отъ воспитанiя слуха или развитiя тѣла. Обычно проблемы, съ которыми мы сталкиваемся въ жизни, либо слишкомъ просты для такихъ тренировокъ, либо слишкомъ сложны; педагогика выстраиваетъ градацiю упражненiй. Другое дѣло, что больше всего такихъ возможностей у математики и древнихъ языковъ; причемъ возможности эти немножко разные (математика развиваетъ виденiе, а языки — использованiе ресурсовъ памяти). Исторiя и литература требуютъ мысли уже на высокомъ уровнѣ; такого рода систему упражненiй въ нихъ выстроить трудно. Естественныя науки, какъ мнѣ кажется, тоже; по моимъ устойчивымъ воспоминанiямъ, все, что касалось мысли, цѣликомъ и полностью въ ихъ епархiи покрывалось математикой. Учителя физики и химiи въ школѣ могли даже не замѣтить, что я вообще не беру въ голову то и другое: задачи я благополучно рѣшалъ (математическихъ знанiй было достаточно), отбарабанить наизусть любой кусокъ текста было нетрудно, а въ черепную коробку къ каждому не заглянешь.
Собственно, любое ученiе опирается на какую-то базовую способность; нельзя научить музыкѣ человѣка совершенно безъ слуха, сравнительно просто — съ абсолютнымъ слухомъ, но большинство случаевъ — переходныя формы, когда и дѣло не безнадежно, и труда много. Въ обученiи главное — поставить въ такую ситуацiю, когда способность работала бы, усложняя упражненiя; и воспитанiе мысли ничѣмъ принципiально не отличается отъ воспитанiя слуха или развитiя тѣла. Обычно проблемы, съ которыми мы сталкиваемся въ жизни, либо слишкомъ просты для такихъ тренировокъ, либо слишкомъ сложны; педагогика выстраиваетъ градацiю упражненiй. Другое дѣло, что больше всего такихъ возможностей у математики и древнихъ языковъ; причемъ возможности эти немножко разные (математика развиваетъ виденiе, а языки — использованiе ресурсовъ памяти). Исторiя и литература требуютъ мысли уже на высокомъ уровнѣ; такого рода систему упражненiй въ нихъ выстроить трудно. Естественныя науки, какъ мнѣ кажется, тоже; по моимъ устойчивымъ воспоминанiямъ, все, что касалось мысли, цѣликомъ и полностью въ ихъ епархiи покрывалось математикой. Учителя физики и химiи въ школѣ могли даже не замѣтить, что я вообще не беру въ голову то и другое: задачи я благополучно рѣшалъ (математическихъ знанiй было достаточно), отбарабанить наизусть любой кусокъ текста было нетрудно, а въ черепную коробку къ каждому не заглянешь.
